А я уже успела посметь
В числе того, что я себе запланировала прочитать "после того, как допишу диплом" - "Евразийская симфония" Хольма ван Зайчика.
Особенно интересно, как оно станет читаться теперь: я читала эти книжки между первым и вторым курсом, а про "Дело незалежных дервишей" еще и писала курсовую работу три года назад. Перечитала на данный момент первые две повести из цикла, на очереди остальные четыре, уже читанные, и, наверное, даже "Дело непогашенной луны", до которой в свое время лапы не добрались (в частности, оттого, что начиталась отзывов, пугающих тем, что этот седьмой том в пух и прах разбивает прекрасную утопию, слишком много протаскивает в нее реального мира и пр. - то, что меня как читателя это не должно пугать, я сообразила еще когда перебрала хоть и не слишком тщательно вторую повесть в курсовой, но перечитать и дочитать до сих пор руки как-то не доходили).
Итак, у нас есть великая и прекрасная Цветущая Ордусь, где все гармонично и сообразно, в мире и согласии живут представители разнообразнейших народностей и прихожане разнообразнейших конфессий - вот как-то так беспрецендентно удалось закрепить и развить все добрые и человеколюбивые порывы, начиная еще с 13 века. Ордусь занимает столь неописуемо огромные территории (как минимум - от Карпат и до Японского моря, от Соловков до Ближнего Востока), что на жителей других стран, дробящихся и копошащихся со своими "канцлерами, премьерами и госсекретарями" подданные империи свысока только поглядывают: варвары, что с них взять, если не пролился на них свет великой мудрости.
Это, безусловно, великолепнейшая постмодерная игра. Игра в язык, что бросается в глаза в первую очередь, что структурирует восприятие всего, о чем ни прочитаешь. Благодаря этому тщательно сконструированному штилю, полагаю, и остается у стольких читателей удивительно светлое, праздничное настроение от прочтения. Каким бы русский язык мог оказаться в немного другом случае - настолько остраненный, что порой авторам приходится приписывать: «или, как бы сказали западные варвары» - и вводить привычное для современного нам языка заимствование из французского, немецкого, английского. То, что в привязке к знакомым реалиям прозвучало бы неизбежно напыщенно и искусственно, про альтернативный мир заставляет в себя поверить, и поверить на секунду в возможность такого чуть более закономерного, чуть более благостно настроенного и радостного бытия. Поскольку бог с ней, с альтернативной историей (исторические выкладки авторов интересуют так-сяк, по-моему, и имеют целью только хоть как-то обосновать тот художественный мир, который наблюдаем в эпопее, а не наоборот), это удивительная игра в альтернативную культуру: а как бы выглядело православие, развиваясь в небывалом синкретизме с другими религиями? какую бы одежду носили в обществе с такой культурной мозаикой? что ели? каким бы текстами "структурировали" свои наблюдения о мире? Читатель ждет знакомых развязок к знакомым завязкам, и раз за разом его ожидания разрушаются. Что бы означало, если жена на девятом месяце заметила, как муж проводил взглядом молоденькую девушку? Сейчас-то нет уже, конечно, но при первом прочтении я за них очень переживала. Вовсе, оказывается, жена обрадовалась, что муж - наконец-то! - на кого-то кроме нее обратил внимание: до сих пор не успел обзавестись второй женой, а теперь ей надо уезжать в отчий дом, чтобы родить ребенка, впопыхах приходится подыскивать, на кого оставить мужа. Текст насквозь аллюзивен: и если в "китайские" пласты читателя тыкают носом, настолько явно, что остается только гадать, в каком проценте случаев меня, далекую от синологии, за него скорее водят, - то вот, к примеру, пласт цитат и квази-цитат на советскую популярную культуру только угадывается как наличествующий, но отгадывается мной очень и очень нечасто. Как и любому хорошему постмодерному произведению, "Евразийской симфонии" это совершенно не мешает быть отменно читабельной. Игра в авторство: появлению эпопеи пред ясные взоры читателя сопутствует столько "якобы", что Эко с его набором отстраняющих масок не идет ни в какое сравнение - он-то пишет на обложке свое имя, в конце концов, а авторы произведений, подписанных "Хольм ван Зайчик" создают миф не только о евро-китайском гуманисте-разведчике-бессмертном, но и о переводчиках, к которым они скромно прилагаются консультантами. Анализируя штуку для своей курсовой, я откопала еще один уровень якобы-авторства: текст конструируется не просто как текст-про-Ордусь, а как текст, написаный про Ордусь претендующим на объективность, безусловно, весьма заангажированным в идеологию доминантного строя лицом. Потому что, в конце концов, это игра в утопию: сюда можно подбить все более и менее авторитетные размышления о возможности утопий и антиутопий в постмодерном исполнении, повторяться не буду, но ясно, что утопию без своего внутрь включенного отрицания в таких "правилах игры" представить довольно сложно. Что бы авторы ни говорили в интервью о незамутненности этого дивного нового мира, я вижу тут несовместимую с незамутненной утопией иронию, плюрализм взглядов на ситуацию недостимый, некие следы того, как "это на самом деле было", проступвающие будто бы из-под наррации того якобы объективного, но заангажированного "автора". Самый явственный след этой иронии, хотя их много, таков: антагонисты во время "финального объяснения", когда их злокозненные намерения уже раскрыли, объясняют свои мотивацию - а вот если бы несколько веков назад история повернулась немного иначе... - на что протагонисты, эти рыцари без страха и упрека, образцовые личности и т.д. и пр, реагируют: да ну вас, кто ж это так на историю смотрит, что за глупости.
При всем этом, чтение второй части сегодня я закончила с беспокойным ощущением огромного "НО". Я уже не реагирую на прямые инвективы против всех ценностей, в которые я верю; нет, как читатель, который сумел разглядеть наличие разных уровней прочтения и воплотить несколько из этих стратегий "возьми с полки пирожок", я восхищаюсь. Но как человеку, который видит эти рецептивные стратегии в тексте и видит, как соблазнительно остановиться, мне грустно. Потому что это надо поставить цель докопаться (я не говорю, что сложно, - уверена, нет, но подозреваю, что люди в большинстве берутся читать не для жанрологических раскопок, и потому, судя по отзывам в интернетах, реагируют в первую очередь на фактаж этих альтернативно-исторических построений как на элемент утопии/идеологии) до того, что текст сконструирован как таковой, а не является таковым: авторитарной экспансивной (оттого, что написана столь прекрасным языком) утопией, дискурсивно поддерживающей разные виды ксенофобии против западных соседей и уродливые гендерные модели (разумеется, "уродливые" только в том случае, если на них посмотреть вне гармоничного и сообразного нарратива).
Словом, текст категорически нравится как текст (для меня это исходная точка на любую идеологическую интерпретацию: если текст никому не нравится, то есть ни на кого не влияет, то толку его исследовать), но претит, из какого дискурса он черпает "детальки для мозаики" и какой дискурс подкрепляет в виду некоторых заложенных стратегий прочтения.
Вот дочитаю те, которые у меня есть, и возьмусь за седьмую: в виду выше сказанного, может, ничего они там и не напортачили, а все исправили?
Особенно интересно, как оно станет читаться теперь: я читала эти книжки между первым и вторым курсом, а про "Дело незалежных дервишей" еще и писала курсовую работу три года назад. Перечитала на данный момент первые две повести из цикла, на очереди остальные четыре, уже читанные, и, наверное, даже "Дело непогашенной луны", до которой в свое время лапы не добрались (в частности, оттого, что начиталась отзывов, пугающих тем, что этот седьмой том в пух и прах разбивает прекрасную утопию, слишком много протаскивает в нее реального мира и пр. - то, что меня как читателя это не должно пугать, я сообразила еще когда перебрала хоть и не слишком тщательно вторую повесть в курсовой, но перечитать и дочитать до сих пор руки как-то не доходили).
Итак, у нас есть великая и прекрасная Цветущая Ордусь, где все гармонично и сообразно, в мире и согласии живут представители разнообразнейших народностей и прихожане разнообразнейших конфессий - вот как-то так беспрецендентно удалось закрепить и развить все добрые и человеколюбивые порывы, начиная еще с 13 века. Ордусь занимает столь неописуемо огромные территории (как минимум - от Карпат и до Японского моря, от Соловков до Ближнего Востока), что на жителей других стран, дробящихся и копошащихся со своими "канцлерами, премьерами и госсекретарями" подданные империи свысока только поглядывают: варвары, что с них взять, если не пролился на них свет великой мудрости.
Это, безусловно, великолепнейшая постмодерная игра. Игра в язык, что бросается в глаза в первую очередь, что структурирует восприятие всего, о чем ни прочитаешь. Благодаря этому тщательно сконструированному штилю, полагаю, и остается у стольких читателей удивительно светлое, праздничное настроение от прочтения. Каким бы русский язык мог оказаться в немного другом случае - настолько остраненный, что порой авторам приходится приписывать: «или, как бы сказали западные варвары» - и вводить привычное для современного нам языка заимствование из французского, немецкого, английского. То, что в привязке к знакомым реалиям прозвучало бы неизбежно напыщенно и искусственно, про альтернативный мир заставляет в себя поверить, и поверить на секунду в возможность такого чуть более закономерного, чуть более благостно настроенного и радостного бытия. Поскольку бог с ней, с альтернативной историей (исторические выкладки авторов интересуют так-сяк, по-моему, и имеют целью только хоть как-то обосновать тот художественный мир, который наблюдаем в эпопее, а не наоборот), это удивительная игра в альтернативную культуру: а как бы выглядело православие, развиваясь в небывалом синкретизме с другими религиями? какую бы одежду носили в обществе с такой культурной мозаикой? что ели? каким бы текстами "структурировали" свои наблюдения о мире? Читатель ждет знакомых развязок к знакомым завязкам, и раз за разом его ожидания разрушаются. Что бы означало, если жена на девятом месяце заметила, как муж проводил взглядом молоденькую девушку? Сейчас-то нет уже, конечно, но при первом прочтении я за них очень переживала. Вовсе, оказывается, жена обрадовалась, что муж - наконец-то! - на кого-то кроме нее обратил внимание: до сих пор не успел обзавестись второй женой, а теперь ей надо уезжать в отчий дом, чтобы родить ребенка, впопыхах приходится подыскивать, на кого оставить мужа. Текст насквозь аллюзивен: и если в "китайские" пласты читателя тыкают носом, настолько явно, что остается только гадать, в каком проценте случаев меня, далекую от синологии, за него скорее водят, - то вот, к примеру, пласт цитат и квази-цитат на советскую популярную культуру только угадывается как наличествующий, но отгадывается мной очень и очень нечасто. Как и любому хорошему постмодерному произведению, "Евразийской симфонии" это совершенно не мешает быть отменно читабельной. Игра в авторство: появлению эпопеи пред ясные взоры читателя сопутствует столько "якобы", что Эко с его набором отстраняющих масок не идет ни в какое сравнение - он-то пишет на обложке свое имя, в конце концов, а авторы произведений, подписанных "Хольм ван Зайчик" создают миф не только о евро-китайском гуманисте-разведчике-бессмертном, но и о переводчиках, к которым они скромно прилагаются консультантами. Анализируя штуку для своей курсовой, я откопала еще один уровень якобы-авторства: текст конструируется не просто как текст-про-Ордусь, а как текст, написаный про Ордусь претендующим на объективность, безусловно, весьма заангажированным в идеологию доминантного строя лицом. Потому что, в конце концов, это игра в утопию: сюда можно подбить все более и менее авторитетные размышления о возможности утопий и антиутопий в постмодерном исполнении, повторяться не буду, но ясно, что утопию без своего внутрь включенного отрицания в таких "правилах игры" представить довольно сложно. Что бы авторы ни говорили в интервью о незамутненности этого дивного нового мира, я вижу тут несовместимую с незамутненной утопией иронию, плюрализм взглядов на ситуацию недостимый, некие следы того, как "это на самом деле было", проступвающие будто бы из-под наррации того якобы объективного, но заангажированного "автора". Самый явственный след этой иронии, хотя их много, таков: антагонисты во время "финального объяснения", когда их злокозненные намерения уже раскрыли, объясняют свои мотивацию - а вот если бы несколько веков назад история повернулась немного иначе... - на что протагонисты, эти рыцари без страха и упрека, образцовые личности и т.д. и пр, реагируют: да ну вас, кто ж это так на историю смотрит, что за глупости.
При всем этом, чтение второй части сегодня я закончила с беспокойным ощущением огромного "НО". Я уже не реагирую на прямые инвективы против всех ценностей, в которые я верю; нет, как читатель, который сумел разглядеть наличие разных уровней прочтения и воплотить несколько из этих стратегий "возьми с полки пирожок", я восхищаюсь. Но как человеку, который видит эти рецептивные стратегии в тексте и видит, как соблазнительно остановиться, мне грустно. Потому что это надо поставить цель докопаться (я не говорю, что сложно, - уверена, нет, но подозреваю, что люди в большинстве берутся читать не для жанрологических раскопок, и потому, судя по отзывам в интернетах, реагируют в первую очередь на фактаж этих альтернативно-исторических построений как на элемент утопии/идеологии) до того, что текст сконструирован как таковой, а не является таковым: авторитарной экспансивной (оттого, что написана столь прекрасным языком) утопией, дискурсивно поддерживающей разные виды ксенофобии против западных соседей и уродливые гендерные модели (разумеется, "уродливые" только в том случае, если на них посмотреть вне гармоничного и сообразного нарратива).
Словом, текст категорически нравится как текст (для меня это исходная точка на любую идеологическую интерпретацию: если текст никому не нравится, то есть ни на кого не влияет, то толку его исследовать), но претит, из какого дискурса он черпает "детальки для мозаики" и какой дискурс подкрепляет в виду некоторых заложенных стратегий прочтения.
Вот дочитаю те, которые у меня есть, и возьмусь за седьмую: в виду выше сказанного, может, ничего они там и не напортачили, а все исправили?
Наверное, все, кто дочитал до конца, уже давно зарылись в первоисточники и сопоставляют свои впечатления с впечатлениями автора дневника.
Захотелось кое-что сказать вот об этом:из какого дискурса он черпает "детальки для мозаики" и какой дискурс подкрепляет
За последние недели было несколько поводов столкнуться с представителями медицинской сферы и ощутить, как отличается способ организации ментальности выходцев из советского строя от широко распространенных и ставших уже более привычными западных моделей. В первую очередь, имею в виду идею профессиональной обособленности и исключительности, которая достаточно давно была осознана как тормоз и ограничение и уступила место плюрализму и межсекторальности.